С момента взрыва на шахте «Листвяжная», где погибли 46 горняков и пять спасателей, прошел год. Ростехнадзор уже представил результаты своего расследования причин аварии, а Следственный комитет — назвал имена причастных к трагедии.
Но подобная авария не первая в России — «Распадская», «Ульяновская», «Юбилейная», и это не полный список предприятий, где массово погибали люди. При этом Кузбасс остается зависимым от угольной отрасли и ее развития, а работают в сфере — порядка 90 тысяч человек.
Редакция выяснила, почему шахтеры идут в забой, точно зная о нарушениях, как это было на «Листвяжной», и сможет ли регион когда-либо уйти от угольной зависимости.
Андрей Клемин был единственным кемеровчанином среди погибших в тот день горноспасателей и шахтеров. У бригады 48-летнего мужчины не было шансов на спасение — она находилась в эпицентре взрыва.
После первых сообщений о ЧП на шахте племянница Клемина, Анна Петрова, следила за новостями, не подозревая, что в числе жертв — ее родной дядя. Об этом семья узнала только вечером.
— Он рассказывал нам, что уровень газа повышен, но не жаловался на какие-то нарушения. В день своего ухода, 25 ноября, сказал, что спускаться глубоко его бригада не будет, так как накануне их участок был сильно загазован, — рассказывает племянница.
На шахту Клемин устроился всего за пару месяцев до трагедии — в августе 2021 года. До этого занимался ремонтом квартир, но необходимость выплачивать несколько кредитов и ухаживать за 82-летней матерью стала поводом найти более стабильно оплачиваемую работу.
По словам племянницы, Андрей вырос в угольной династии — его отец и дед почти всю жизнь проработали под землей. От решения пойти по их стопам семья не отговаривала.
После аварии семья получила выплаты от «СДС-Угля» и правительства Кузбасса, благодаря которым удалось погасить все кредиты. Но душевную боль эти деньги никак не компенсировали.
Сразу после аварии на шахтах и разрезах Кузбасса начались прокурорские проверки соблюдения требований промышленной безопасности и охраны труда. Естественно, с привлечением МЧС, Ростехнадзора и других ведомств. Только за три дня, с 26 по 29 ноября 2021 года, было выявлено 449 нарушений, возбуждено 180 административных дел, внесено 19 представлений об устранении нарушений закона, объявлено два предостережения и внесен один протест. Только кто должен ответить за это?
Президента холдинга «СДС» Михаила Федяева выпустили из СИЗО еще в июле. Как уже сообщал, ему заменили меру пресечения на подписку о невыезде. При этом Кемеровский областной суд отклонил жалобу адвоката на продление Заводским районным судом его ареста.
Напомним, в числе обвиняемых по этому делу проходят в общей сложности девять человек. Кроме Федяева это гендиректор «СДС-Угля» Геннадий Алексеев, технический директор компании Антон Якутов, главный инженер ООО «Шахта "Листвяжная"» Анатолий Лобанов, директор шахты Сергей Махраков, его зам Андрей Молостов, начальник участка Сергей Герасименок и два инспектора Сибирского управления Ростехнадзора — Вячеслав Семыкин и Сергей Винокуров.
Следствие предполагает, что руководство холдинга и предприятия «СДС-Уголь» знало о нарушениях на шахте, но не устраняло их, что и привело к трагедии. При этом президенту Владимиру Путину и Федяев, и руководство шахты сказали, что не знали о происходящем.
Начальник Управления по надзору в угольной промышленности центрального аппарата Ростехнадзора Геннадий Ермак сообщил, что после аварий на шахтах количество обращений о нарушениях промбезопасности увеличивается, но лишь временно.
— После аварий, произошедших на шахтах, количество обращений о нарушениях требований промышленной безопасности и о предложениях по ее улучшению на всех угольных предприятиях временно увеличивается на 25%. За год с момента трагедии на шахте «Листвяжная» поступило 168 обращений, а за аналогичный период, предшествовавший аварии, — 124, — говорится в ответе Ермака на наш запрос.
Отвечая на вопрос, может ли эта отрасль стать абсолютно безопасной, он считает, что прежде всего аварии происходят в результате пренебрежения требованиями безопасности, как ненамеренного, так и осознанного. В организациях существуют службы контроля, выстроены системы управления промбезопасностью и охраны труда, но их зарплата зачастую зависит от выполнения плана по добыче, что приводит к круговой поруке.
— Необходимо, чтобы должностные лица, специалисты этих служб не зависели от планируемых показателей по добыче, а были мотивированы на исполнение контроля, — считает Ермаков.
«Мы под землю идем не умирать»: почему люди работают в шахтах
В беседе с корреспондентом первый заместитель председателя Российского профсоюза угольщиков Рубен Бадалов объяснил, почему в первую очередь шахтеры идут под землю.
Новости по теме: Антону Вайно принесли компромат на Радионову. Что поручат СКР, ФСБ и Генпрокуратуре?
— Конечно, если никого в шахту не посылать, то никто и не погибнет, но я скажу по-другому как шахтер: если никого туда не посылать, то погибнут остальные от холода. <....> Мы под землю не идем умирать. Мы идем работать, получать высокую заработную плату, возвращаться домой, причем геройски, потому что принято, что это профессия смелых людей, которые умеют и знают, как не погибнуть под землей в сложных условиях. Но при этом это коллективный труд, и от ошибки одного зависит жизнь многих, — сказал Бадалов.
Его словам о желании заработать, вторят и сами шахтеры. 23-летний Николай, который просил не указывать его фамилию, работает на одной из шахт ОАО «Распадская» горнодобытчиком. До последнего молодой человек пытался обойти опасную профессию стороной, ради этого с 16 лет кузбассовец работал менеджером, но поиск хорошего заработка неминуемо вел его в шахту. Николай рассказал, что зарплата шахтера зависит от выполненного плана, поэтому самим горнякам не выгодны приостановки угледобычи. Смертельный риск же он оправдывает зарплатой выше средней по региону.
— В Междуреченске самые большие зарплаты на шахте, разрезе или фабрике. Я работал три года менеджером по продажам, мне очень нравилось, но деньги совершенно другие, на них не проживешь. В шахте работаю в кредит своего здоровья, но зато оклад нормальный и пенсия в будущем будет высокая. Ни одна шахта не работает с соблюдением всех правил промбезопасности, это невозможно — наша зарплата напрямую зависит от выполненного плана, — отмечает Николай.
И зарплата шахтеров, действительно, выше средней по региону. Если верить данным Минугля Кузбасса, предоставленным по запросу NGS42, по итогам 2021 года среднемесячная зарплата сотрудников угольной отрасли составляла 70 877 рублей, а с января по сентябрь 2022 года — 86 145 рублей. Просто сравните: в целом по региону средняя зарплата за январь–август этого года, по данным Кемеровостата, составляет 54 884 рубля.
Диверсификация экономики и уход от угля — недостижимые цели?
Кузбасс по праву считается угольным краем России — на наш регион приходится больше 50% всего добываемого и экспортируемого угля. Это и не удивительно: на территории сегодня работают 39 шахт, 57 разрезов и 56 обогатительных фабрик и установок, а до 2025 года в эксплуатацию введут еще 10 новых объектов.
Еще год назад в угольной отрасли был кризис, о котором много раз говорил губернатор Сергей Цивилёв. Тогда особенно часто звучала мысль, что нужно уйти от угольной зависимости и диверсифицировать экономику. При этом власти неоднократно подчеркивали, что каких-то бюджетных вливаний в угольные предприятия не происходит.
Тогда почему о проблемах, казалось бы, только частных компаний власти говорили так долго и громко? Ответ на этот вопрос прост: налоговые отчисления. Во время бюджетного послания в 2020 году Сергей Цивилёв сообщил, что за 9 месяцев года угольщики тогда потеряли 50 млрд рублей прибыли. Из-за этого платежи в региональный бюджет упали на 16,8 млрд рублей. Ситуация повторяется и сейчас: бюджет на 2023 год принят с рекордным дефицитом в 53,7 млрд рублей.
Еще в прошлом году во время бюджетного послания губернатор Кузбасса потребовал от регионального правительства создать новую экономику, где ключевую роль будут играть малый и средний бизнес, уходя таким образом от угольной зависимости. Однако уже во время бюджетного послания 2022 года об этом практически не было речи. Позже Сергей Цивилев пояснил журналистам на пресс-ланче: перед малым и средним бизнесом в прошлом году была поставлена задача создать параллельную экономику, а не заменить традиционную.
Но, возможно, возвращение на привычные рельсы связано с небывалом ростом цен на уголь, который наблюдался в 2021 году. Благодаря этому увеличились и налоговые поступления в консолидированный бюджет региона, которые в том числе позволили создать «подушку безопасности» на будущее.
В 2021 году налоговые поступления от угольной отрасли составили, по данным Минфина Кузбасса, чуть больше 68 млрд рублей или 33% от налоговых доходов. А уже за 9 месяцев 2022 года — 115 млрд, что составляет 50%.
Для сравнения: почти 67 тысяч субъектов малого и среднего бизнеса принесли в бюджет Кузбасса в 2021 году только 30 млрд рублей (14,4%), а за 9 месяцев 2022 года — 26,9 млрд рублей или 11,7% от налоговых доходов консолидированного бюджета.
Судя по ответу Департамента экономического развития Кузбасса, от планов по диверсификации экономики и активного развития не угольных отраслей власти никуда не ушли, так как этот пункт прописан в программе социально-экономического развития Кемеровской области до 2035 года. Однако очевидно, что эта работа займет даже не пару лет. Некоторые эксперты уверены, что уход от угольной зависимости — вопрос нескольких десятилетий.
Например, регионовед, профессор МГУ Наталья Зубаревич в интервью пояснила, что для изменения экономики нужны новые сервисные отрасли, которым в свою очередь нужны крупные города, желательно миллионники.
Получается, что угольная зависимость выгодна всем: люди с риском для жизни получают зарплаты выше среднего, владельцы предприятий — больше доходов, власти региона — многомиллиардные налоговые отчисления. Можно предположить, что Кузбасс, как и вся страна, еще долго будет сидеть на «угольной игле», а взрыв с полусотней погибших на «Листвяжной» может стать не последним.
